В преддверии 100-летней годовщины Геноцида армян Медиамакс продолжает цикл интервью с интеллектуалами из Армении и диаспоры. Мы собираем разные мнения о том, может ли 100-летие Геноцида стать «новым началом» для армянского народа.

Сегодня наш собеседник – журналист Марк Григорян.

- Большую часть своей жизни Вы провели в Армении, однако около 10 лет прожили в Лондоне, по долгу работы побывали во многих армянских общинах, часто бывали в Стамбуле. В чем те различия между Арменией и Диаспорой, которые не позволяют нам прийти к общему знаменателю по ключевым вопросам?

- Честно говоря, я не знаю, что понимать в данном случае под «ключевыми вопросами». Если мы говорим о проводимой Арменией политике, то, на мой взгляд, естественно, что мы не приходим к общему знаменателю. Люди, проживающие в Армении, ощущают эту политику на своей коже. Мне сложно представить, чтобы, к примеру, армяне Америки или Франции имели то же восприятие и отношение.

- А нужно ли стремиться к общему знаменателю? Может, хорошо иметь несколько сформулированных точек зрения и стараться наводить между ними мосты?

- Хотим мы того, или нет, у нас будут разные точки зрения. Такова человеческая натура. Есть и другие важные факторы, которые влияют на восприятие проблемы Геноцида. Например, около 90% армян Америки являются прямыми потомками переживших Геноцид. В Армении их тоже много, однако, конечно, вряд они ли составят 90%.

В советские годы, до 1965 года, когда в Армении запрещалось говорить о Геноциде, в Диаспоре этот вопрос был крайне политизирован. Армянские партии старались преподнести этот вопрос как «свой»:  «Дашнакцутюн» – по-своему, «Рамкавар-Азатакан» - по-своему, гнчаки – по-своему. И одним из следствий политизированности вопроса Геноцида стала попытка его монополизации со стороны разных групп.

- Если оставить в сторону эмоциональное восприятие, смогли ли мы сформулировать – что будем делать, если международное признание Геноцида станет реальностью? В конце концов, в чем заключается наше требование?

- Для некоторых признание означает признание страданий их семей, восстановление достоинства жертв. Для других приоритетен вопрос отмщения, третьи хотят вернуть свою утраченную собственность.

Однако давайте представим, что 24 апреля Эрдоган скажет: «Мы признаем, что это был Геноцид. Полтора миллиона невинных армян пострадали. Мы поклоняемся перед памятью этих людей».

Я уверен, что многие армяне не готовы принять это. Многие не готовы к признанию Геноцида правительством Турции. Есть люди, которые даже не готовы принять, что в Турции проживает 80 тысяч армян, чью точку зрения мы должны уважать и внимательно относиться к их жизни.

Мы не готовы принять, что этап политического признания Геноцида должен сопровождаться признаниями иного рода. Свыше 20 стран уже признали Геноцид. Многие в мире уже знают – если ты армянин, значит ты представитель народа, пережившего Геноцид. Реальность изменилась, но мы к ней не готовы. Мы должны понять, какими должны быть наши действия 25 апреля?

- Как Вы считаете, может ли 100-летие стать началом для размышления над этими вопросами?

- Мне бы хотелось, чтобы оно стало началом для таких перемен в обществе Диаспоры и Армении, чтобы мы обсудили и попытались понять – где мы находимся и куда должны двигаться? Пусть обсуждаются разные сценарии, только бы не отстать от реальности.

- В октябре 2014 годы Вы вместе с другими армянскими интеллектуалами встретились в Лиссабоне по инициативе Фонда Галуст Гюльбенкян, чтобы обсудить, какой будет Армения через 100 лет. Возможно ли путем таких обсуждений понять, куда мы движемся?

- Эта встреча четко показала, что армяне, проживающие в разных частях мира, имеют разные проблемы. Нельзя рассматривать в одной плоскости проблемы армян России и, скажем, Аргентины.

Конечно, есть и общие проблемы, например – проблема идентичности. Мы должны понять, какой должна быть армянская идентичность в меняющемся мире. В то же время, перед армянами России стоят политические проблемы, которые абсолютно не интересуют армян Аргентины.

Проблема армян не только в признании Геноцида. Есть и другие вопросы, которые нужно обсуждать и поднимать.

- Можно ли в вопросе идентичности выделить несколько компонентов, которые однозначно важны для всех армян. На первом месте, наверное, язык, в том числе – сохранение западноармянского языка.

- Западноармянский – одно из наших величайших богатств. Это язык, на котором говорят и думают миллионы людей, на котором создана прекрасная литература.

Конечно, было бы наивно предполагать, что армянская община России ринется вносить вклад в сохранение западноармянского, однако она должна осознавать важность совместных шагов.

Сегодня в Стамбуле больше армянских школ и церквей, чем в Тбилиси, несмотря на разницу в наших отношениях с Турцией и Грузией. Одна из причин заключается в том, что жизнь армян Стамбула строится в рамках общинной организации. Классические армянские общины консолидированы вокруг церквей, школ. В Тбилиси такой общины быть не могло, поскольку такая организация жизни в СССР считалась антисоветской.

Проблема сохранения и модернизации общинных институтов, думаю, из тех вопросов, которые мы должны обсудить и решить совместными усилиями.

Я хорошо помню, как мои дети в школе учили стихотворения Петроса Дуряна «Озеро», написанное на красивом западноармянском языке. Сегодня оно непонятно нашим детям. Если мы уверены, что это стихотворение и другие произведения важны для сохранения национального характера нашего образования и нашей культуры, то мы должны обучать детей западноармянскому языку, чтобы они понимали содержание, а не просто заучивали текст наизусть. Мы должны определиться и понять, что для нас наиболее важно.

- Не препятствует ли наше ежегодное ожидание слова «геноцид» из уст президента США реализации других полезных инициатив? Например, мы могли бы нанять лучших юристов, которые бы проанализировали послания американских президентов за последние 10-15 лет, и на основе этого анализа заявили бы, что явление, описанное ими в посланиях, не что иное, как сформулированное в Конвенции ООН.

- Думаю, когда Обама впервые произнес фразу Medz Eghern, мы не должны были переживать глубокое разочарование и говорить, что он всех обманул, не использовав слово «геноцид». Наоборот, следовало сказать - смотрите, Обама сделал шаг вперед и фактически признал геноцид, причем сделал это на армянском языке. Мы упустили эту возможность.

Мы также должны понимать разницу между политическим и правовым признанием геноцида. Когда мы радуемся тому, что еще одно государство признало Геноцид, часто не понимаем, что это используется как оружие для влияния на Турцию. Мы сами дали это оружие им в руки. Это политическое оружие. Есть и другой арсенал - юридический, моральный, исторический, которым мы должны воспользоваться.

Хочу напомнить слова Гранта Динка о том, что для него не важно, произнесут это слово или нет. Важнее, чтобы турецкое государство признало, что были эти жертвы, признало свою вину перед этими людьми.

С Марком Григоряном беседовал Ара Тадевосян

Читайте также:

Интервью Ральфа Йирикяна

Интервью Рубена Варданяна

Интервью Размика Паносяна

Интервью Жирайра Липаритяна