Первая часть: Сильная экономика должна стать нашей новой идеологией

В 1994 году, когда мы победили, мне было 18 лет. Всю свою сознательную жизнь я жил как гражданин победившей страны. До 10 ноября 2020 года, когда все мы проснулись в другой стране. Думаю, можно провести определенные параллели с чувствами, которые испытали наши родители, когда распался Советский Союз. В 1991 году моя мама была моложе, чем я сейчас.

За последние 20 лет я несколько раз участвовал в различных международных конференциях для представителей стран Черноморского региона. Часто одной из тем был кризис идентичности, который переживали постсоветские страны региона, например, Украина или Молдова. Помню, что во время этих обсуждений всегда говорил себе: хорошо, что по крайней мере, с идентичностью у нас проблем нет. Сейчас сложно сказать, у нас действительно не было этой этой проблемы и возникла она лишь после поражения в 2020 году, или была, но мы скрывали ее от самих себя?

Возвращаясь к тому, чем я завершил первую часть - сформулировали ли мы видение, с которым должны были жить после победы 1994 года, рассматривая победу как фундамент, на которой следует строить этажи? То, чем бы занимались, было главным образом эмоциями. Мы с гордостью говорили, что спустя 90 лет после Геноцида мы не только не позволили снова истреблять нас, но победили и завоевали территории. Конечно, осознанием этого следовало насладиться, но в разумных пределах. У нас этого не получилось и мы так и не сформулировали, чего хотим и куда идем.

Представьте, что человек хотел эмигрировать до войны или хочет сделать это сегодня. Он обеспечен, не имеет социальных проблем, просто, как принято говорить в некоторых кругах, «не видит для себя будущего в Армении». Если мы попытаемся изменить мнение этого человека, какие контраргументы мы приведем? Да, любовь к Родине священна, но для многих это не единственный критерий, и это нормально. Но об этом - чуть позже.

С формальной точки зрения все было оформлено: мы говорили, что Арцах никогда не будет частью Азербайджана, он должен быть независимым или воссоединиться с Арменией. Но мы не пытались «заглянуть за горизонт» и понять, каким было бы наше видение, достигни мы этой цели. Представьте себе, что случилось бы чудо, Алиев согласился бы с самоопределением армян и признал результаты референдума. Были бы мы готовы в таком случае обсуждать вопрос территорий за пределами бывшей НКАО или руководствовались бы поговоркой «аппетит приходит во время еды»? Если бы это условное «чудо» произошло, и мы нашли бы грани сосуществования с Азербайджаном и Турцией, какой была бы идеология нашего дальнейшего развития? Не скажу, что у меня есть ответ на этот вопрос, или я задавался им до 10 ноября 2020 года.

Представим, что мы придем к более или менее приемлемому сосуществованию с Азербайджаном и Турцией после поражения 2020 года (с навязанной нам повесткой), а что потом?

Долгие годы мы жили в режиме осажденной крепости, хотя политические лидеры предпочитали не говорить об этом. Кстати, об осажденной крепости я писал в 2014 году, который кажется сегодня таким далеким, но, возможно, читателю будет интересно ретроспективное прочтение в свете поражения 2020 года.

Одной из причин того, что лидеры не говорили об этом вслух, вероятно, было понимание того, что нет крепости, способной вечно оставаться в осаде. Либо ты заставляешь осаждающего уйти, либо выдыхаешься и терпишь поражение.

Виген Саргсян после своего назначения министром обороны в 2016 году попытался трансформировать идею осажденной крепости, выступив с концепцией «Нация-армия». Однако ей не хватило времени, чтобы начать жить своей жизнью, кристаллизоваться и стать консенсусной - наступил 2018 год.

Говоря о концепциях и видениях, мы часто забываем, что большинство людей не являются идеологическими борцами и руководствуются более простыми, если хотите, бытовами подходами. Не стоит ожидать самопожертвования от каждого в прямом или переносном смысле. Особенно, когда люди десятилетиями жили в условиях лишений. Вернемся к теме общественного транспорта, о которой я писал в первой части. Мы десятилетиями не позволяли учителю, получающему смехотворную зарплату, хотя бы возвращаться вечером домой в нормальных условиях, а не стиснутым и согнутым в три погибели в «маршрутках». Какого идеологического подхода мы ожидали от людей, десятилетиями обуславливая их лишения нерешенным конфликтом?

Одна из самых серьезных проблем состоит в том, что с одной стороны, у нас огромные амбиции (на удовлетворение которых у нас нет денег - смотри первую часть), с другой – мы в тисках комплексов. Мы с гордостью говорим, что являемся потомками Тиграна Великого или Ашота Железного, но при этом испытываем «щенячий восторг», когда какой-нибудь известный иностранец говорит или пишет о нас что-то хорошее. Такие публикации могут собрать десятки тысяч лайков и репостов за несколько часов. Если у нас столь могущественные предки, почему мы так падки на подобные похвалы? Возможно, это объясняется тем, что мы не желаем понимать, что могущественное прошлое не является гарантией могущественного настоящего и будущего.

Мы потерпели поражение еще и потому, что считали историю такой гарантией и сделали ее неотъемлемой частью современного политического процесса. У нас появились амбиции, для реализации которых у нас не было ни материальных, ни интеллектуальных ресурсов.

Мы должны убрать условных Тиграна Великого или Ашота Железного из сегодняшнего политического процесса и дискуссий. Не побоюсь сказать - мы должны временно забыть о них и вспомнить только тогда, когда станем этого достойны. Может быть, таким образом мы сможем избавиться от попыток превратить прошлое в будущее, минуя настоящее.

Я не предлагаю начинать с чистого листа, хотя и это могло быть полезным. Недавно я беседовал с О. Месропом, который привел интересный факт: нашим последним мыслителем мирового масштаба был Григор Татеваци, умерший в 1409 году.

Вместо Тиграна Великого мы должны вспомнить Татеваци и Нарекаци и, может быть, так  мы сможем сформулировать свое видение будущего и снова стать творцами ценностей. Создавать ценности, нужные всему человечеству.

Думаю, мы попадаем в ловушку, когда пытаемся найти слишком красивые и символичные названия - «четвертая республика», «армянская мечта», «армянский мир». Форма одерживает победу над содержанием, в результате чего у нас появляются пустые мечты. В ноябре 2017 года Серж Саргсян выдвинул идею увеличения населения Армении до 4 миллионов человек к 2040 году, а в августе 2019 года Никол Пашинян «повысил ставку», предложив к 2050 году увеличить население Армении до 5 миллионов. Ни в том, ни в другом случае предложения не были обоснованы ни расчетами, ни четкой программой действий. Если Саргсян остановился на 4 миллионах человек, Пашинян приправил свое выступление бредовыми идеями («иметь как минимум пять армянских технологических компаний стоимостью более 10 миллиардов долларов», «иметь одну из десяти самых эффективных спецслужб в мире» и так далее). Кстати, именно в этой речи Пашинян заявил, что «Арцах - это Армения и точка».

Символизм и пафос следует оставить в стороне. Нужно усердно работать и сосредоточиться на создании ценностей, объединении всех возможных дееспособных сил, быть жесткими и последовательными на пути к достижению этих целей.

В третьей части мы поговорим о том, что нам нужно сделать, чтобы стать более узнаваемыми и понятными для внешнего мира.

Первая часть: Сильная экономика должна стать нашей новой идеологией

Ара Тадевосян – директор Медиамакс.