Это было ленивым летним утром, когда домохозяйки нашей маленькой сонной улочки в центре Еревана, уже накормив свои семейства яичницей с помидорами и выпустив отпрысков играть в футбол на бульваре, шастали друг к другу в бигудях, халатах и с кофемолками. И серебристые пылинки кувыркались в луче предполуденного солнца, и по телевизору показывали то ли Электроника, то ли Тома Сойера, и мой одиннадцатилетний мозг был занят исключительно перспективой похода в кино на какое-нибудь бельмондо – потому что лето и каникулы.
 
И ничто не предвещало беды.  Когда вдруг в распахнутые окна с улицы влетел женский крик.

Кричала соседка Асмик, и кричала она так, как на всем белом свете умела делать только она – так, чтоб всем было слышно, но при этом не напрягаясь, с каким-то олимпийским спокойствием и…. отборным армянским матом. Настолько отборным, что смысл большей части сказанного до меня дошел лишь после последующих объяснений брата моего двоюродного, в матерной науке сильно преуспевшего.
 
Выглянув в окно, я увидела, что Асмик не просто кричит отборным армянским матом. Она кричит, восседая в шезлонге посреди проезжей части (улочка у нас была действительно маленькой), а некто Зина, сожительница соседа напротив по имени Серож, несет к ее ногам подношения в виде тазов, ведер, чайников и прочей утвари. Асмик же подношения отшвыривает и продолжает поток отборного мата. Через некоторое время стало понятно, что поток отборного мата адресован Зине, матери ее, нехорошей женщине, Серожу, сожителю Зининому, которому не долго осталось сожительствовать, поскольку буквально через 15 минут стараниями Асмик Серож лишится детородного органа, и даже тот факт, что Серожина мать тоже суть нехорошая женщина, не спасет его от кары этой жестокой. И плохо тогда будет Зине, которая хоть и нехорошая женщина, но в целом – кошка драная, и никто на нее в жизни кроме кастрированного Серожа никогда не позарится. И между прочим, Зина с Серожем не должны полагать, что Асмик покричит-покричит и успокоится, потому что Асмик может кричать бесконечно долго, доставляя много радости соседям, это раз, а если через час ее требование не будет удовлетворено, она начнет претворять свои угрозы в жизнь – и плакала тогда Зинина семейная жизнь.
 
Суть конфликта оказалась ужасающей в своей простоте. Зина позаимствовала у Асмик эмалированный таз для варенья и прожгла его.
 
Вы не жили в Советском Союзе, если вы не знаете, что даже такие простейшие предметы обихода, как эмалированный таз, было невозможно купить в магазине. Вы не жили в Армении, если вы не знаете, как важно для любой семьи иметь свой собственный таз для варенья, закрутку для консервов, комплект шампуров, прут для взбивания шерсти и кофемолку. Потому что на этом зиждется быт. Эта альфа и омега армянского очага. Без этих предметов мы не можем есть, спать и поддерживать социальные связи.
 
А Зина прожгла таз, принадлежащий Асмик. Большой эмалированный таз для варенья. И теперь должна была раздобыть такой же – такого же цвета, диаметра, вместимости.
 
…Асмик вовсе не была базарной бабой, или по-нашему – лачар. Более того, она умела себя вести и как английская королева – с достоинством, вежливо. По профессии она была стюардессой. Изначально же она была дочерью сумасшедшей Вардуш. Вардуш с дочерью жили в хибаре с плоской глинобитной крышей прямо напротив нашего дома. До окончательного одряхления Вардуш работала в школе уборщицей, а любимым ее занятием было чтение газет, сидя на крыше. Газеты она читала вслух, громко, с бранными комментариями по поводу происходящих в мировой политике новостей. Говорят, дочь ее Асмик в школе была отличницей, но в институт ей поступить не удалось, и Асмик стала стюардессой. Семейная жизнь ее закончилась вскоре после свадьбы, когда муж был выставлен за дверь вместе с чемоданом по неизвестной мне причине. Дальше красивая и умная Асмик поняла, что к чему в этой жизни, и стала выбирать себе мужчин помасштабнее, благодаря которым она перестала испытывать какой-либо недостаток в деньгах и благах жизни и даже перестроила глинобитную хибару в добротный двухэтажный дом. Вся светская жизнь и все сплетни маленькой сонной улицы вертелись вокруг нее, она это знала и принимала это с гордостью – ноблесс оближ, Асмик была настоящей королевой. И у нее был свой трон – шезлонг. Свободными от рейсов и свиданий вечерами Асмик сидела в своем шезлонге в окружении соседей. Соседи заискивающе заглядывали ей в глаза в связи с должностью ее текущего любовника, и все вместе с упоением грызли семечки и рассматривали прохожих.
 
Теперь же шезлонг стоял посреди проезжей части, а Асмик продолжала развивать тему неудачных во всех отношениях предков Зины и Серожа, а также трудностей, с которыми связана потеря Серожем своего мужского достоинства.
 
Через какое-то время на улице появился Серож. Озираясь и бормоча что-то под нос, Серож панически нахлобучил на голову свою всегдашнюю соломенную шляпу, сел в жигуленок и укатил.
 
 - Милый! Да ты испугался, что ли? – призывно крикнула ему вслед Асмик. – Да ты не бойся! Я сначала его замерю! А уж потом только отрежу! Надо же знать, насколько велика будет потеря для Зины? Вдруг там резать и нечего, зачем мне зря руки марать?
 
Серожа не было, наверно, с час. Поток журчащей брани не прекращался весь этот час – пока он не подъехал прямо к шезлонгу и не положил перед Асмик таз. Асмик придирчиво осмотрела таз, была удовлетворена его размером и состоянием, встала с шезлонга и, ни слова не говоря, удалилась в дом.
 
На маленькой улочке вновь воцарились летняя тишина и спокойствие. В воздухе тянуло пенками от варенья, дворовые коты грелись на солнце и шелестело листьями вековое тутовое дерево.
 
Вечером того же дня Асмик и Зина сидели на улице рядышком и грызли семечки.

Анна Симонян родилась и выросла в Ереване, долгие годы работала в сфере медиа. Живет и работает в Канаде.

Высказанные в колонке мысли принадлежат автору и могут не совпадать с точкой зрения Медиамакс.