Девяносто лет назад совершил самоубийство один из самых ярких поэтов советского времени – Владимир Маяковский, чья жизнь от начала и до конца была цепью противоречий. За недолгий период своей жизни (всего 37 лет) Маяковский успел прожить жизнь нескольких людей: он был поэтом, художником, кинорежиссером, киноактером, драматургом, первооткрывателем футуризма в России. Современники называли его голосом народной революции, но именно эта революция его и поглотила. Он был по натуре неуступчивым, мятежником, бунтарем, однако, влюбляясь, становился беспомощным и покорным как ребенок.

 

В 17 лет Маяковский уже успел 3 раза оказаться в тюрьме. Именно там и начал писать стихи, которые у  будущего поэта отобрали надзиратели тюрьмы. В дальнейшем Маяковский по любому поводу благодарил надзирателей за то, что при выходе из тюрьмы эту тетрадку отобрали. По отношению к себе всегда самокритичный Маяковский не мог и предположить, что после его смерти, спустя годы в разных странах его именем будут называть села, города, заводы, улицы, школы, пароходы (большая часть которых, к слову, загадочным образом затонула). Не мог также предположить, что две разные республики Советского Союза – Грузия и Азербайджан, уже несколько десятилетий «не могут разделить свою любовь» и будут находиться в необъявленной войне, споря о том, что с какой страной поэт был более связан. Между тем, в жизни Маяковского не мало и армянского следа. Более того, этот след начинается именно с Армении. В Армении сформировалась семья Маяковского, здесь родились его сестры.

«Армянская» семья Маяковского

Родители Маяковского познакомились и поженились в Армении – в Ванадзоре, тогда - Каракилисе. Отец Маяковского – Владимир Константинович Маяковский, родился в  Ахлцихе и вырос в армянской среде. Отец отлично говорил на армянском языке и очень любил петь армянские песни. Сестра Маяковского Ольга в своих  воспоминаниях писала, что они росли, слушая российские, грузинские, армянские песни и загадочные рассказы об Армении. В 1882 году Владимира Константиновича назначили помощником лесника Александропольского лесничества Эриванской губернии. А лесником был его брат Михаил, дядя поэта. Они очень близко жили к району Лори и часто ходили в гости к живущим там русским. Именно там Владимир Константинович знакомится с будущей мамой поэта - Александрой Павленко. В 1883 году они женятся, и Владимира Константиновича назначают помощником лесника в Каракилисе. Они  в то время арендуют маленький дом в Никитино (современном Фиолетово). Сестра Маяковского Людмила в своих воспоминаниях рассказывает о красивейших пейзажах  Каракилисы, отмечая, что ту же самую красоту она видела только в  картинах Мартироса Сарьяна. В 1889 году Владимир Константинович получает повышение и как лесник третьего разряда переезжает в Багдатийский район Кутаисской губернии. Именно там, в доме богатого армянина Ананова, рождается один из крупнейших поэтов 20-го века.

 

В 1906 году от заражения крови умирает отец, и семья вынужденно переезжает в  Москву. И сестры, и мать в своих воспоминаниях с большой теплотой вспоминали Армению и отмечали, что отец Маяковского, где бы он ни встретил армян, обязательно вступал с ними в беседу, причем обязательно на армянском языке. Очень часто очевидцем этих бесед становился маленький Маяковский, который с юных лет почти везде сопровождал отца. Наверное, в этом причина, что, уже став знаменитым поэтом Маяковский, встречая армян, называл их «земляками».

В окружении «соотечественников»

Основатель и первый директор дома-музея Маяковского в Багдати Михаил Патарадзе пишет, что много лет назад, когда он собирал сведения о поэте, приезжал также и в Армению, где встретился с человеком по фамилии Левон Будумян, который с теплотой рассказывал, как в студенческие годы встретил Маяковского в Москве: «В 1929 году мне посчастливилось попасть в клуб Могэса на вечер, где Маяковский читал рабочим свою новую пьесу “Баня”. По окончании вечера мы, группа молодежи, подошли к нему. Взглянув на меня, Владимир Владимирович спросил, откуда я. Узнав, что из Армении, ласково положил на мое плечо свою большую руку и, улыбаясь, произнес: “А, земляк. Ну, как живешь, как учишься?”»». Кстати, художником-постановщиком пьесы «Баня» является Сергей Вахтангов - армянин по национальности. Другую его пьесу «Мистерия-буфф» вместе с Всеволодом Мейерхольдом поставил Валерий Бебутов (Бебутян). «Мистерия-буфф» - одна из самых известных работ Маяковского, и символом этой, на первый взгляд социально-бытовой работы является гора Арарат, к которой отчаянно и бесконечно пытаются дойти герои пьесы. В одном случае, купец утешает сам себя и других: «…Перебьемся как-нибудь, доползем до Арарата», в другом случае студент  отчаянно кричит:  «…И никто никогда не доползет до Арарата», плотник сравнивает рай и Арарат, шофер видит мираж и кричит «…Арарат, Арарат, Арарат». И так для всех героев Арарат так и остается недосягаем. В незаконченной поэме Маяковского «Пятый Интернационал» также есть упоминание об Арарате. Здесь поэт библейскую гору характеризует как хрустальную.

 

Маяковский действительно очень любил Тифлис, однако и тут армяне для него были в главных ролях. Житель Тифлиса, армянский художник Вано Ходжабекян (Ходжабегов) был для Маяковского символом настоящего деятеля искусства. Картины Вано поэт ценил намного выше, чем работы его современника Нико Пиросмани. Литературовед  Владимир Енишерлов в своей статье «Чистая душа и точная линия Вано Ходжабегова» пишет про одну беседу Маяковского и Есенина в 1924 году. Уже два года, как умер Вано Ходжабегов, и Маяковский говорит Есенину: «Вот еслы бы ты видел работы художника-самоучки Вано Ходжабегова… Его замечательные рисунки в городском музее. А при жизни он продавал их по полтиннику».

 

Спустя годы Виктор Шкловский написал трогательный рассказ про Вано Ходжабегова и Владимира Маяковского, озаглавив «О солнце, цветах и любви». Есть и другая интересная история, связанная с тифлисцем Аветиком и Маяковским.  Грузинский  поэт Симон Чиковани пишет, что, когда в 1924 году Маяковский был  в Тифлисе, Николай Шенгелая отвел его в самый  известный в то время в городе ресторан «Олимпия», хозяином которого был армянин Аветик, и чья  кулинарная слава гремела по всему Тифлису. Аветик своими  кулинарными  хитростями  затмевал всех. Узнав, кто гость, Аветик захотел познакомиться с ним. Маяковский сначала разговаривал на русском, потом, узнав, что Аветик - армянин, заметил, что семья его отца сформировалась в Армении, и добавил, что фактически они земляки. Чиковани пишет, что Аветик растерялся, велел предоставить гостям отдельную комнату и проявил роскошное гостеприимство. Спустя некоторое время, когда Маяковский снова был в Тифлисе, он выявил желание снова посетить ресторан Аветика. Аветик вновь принимает дорогого гостя с большой любовью, интересуется, как он, и потом очень вежливо спрашивает, не забыл ли его поэт, на что Маяковский отвечает: «О, что ты, я скорее забуду Шекспира, забуду Гете, но тебя буду помнить всегда». Излишне говорить, что на этот раз Аветик принимает его еще более роскошно. А Маяковский шутя говорит своим сотрапезникам: «Что сделал со мной Аветик? Он заставил принести ему в жертву классиков мировой литературы».

Неазербайджанский Баку

Как в Тифлисе, так и в Баку Маяковский был в окружении армян, и как в Тифлисе, так и в Баку об этом предпочитают умалчивать.

Маяковский написал стихотворение «Баку» и упоминает Баку в своей прозе «Рожденные столицы». В Азербайджане очень ловко пытаются обойти тот факт, что Баку для Маяковского был совсем не азербайджанским городом, более того, в «Рожденные столицы» он нигде не пишет слово «азербайджанец». По одной простой причине- в то время такого понятия не было. Он использует слова «тюрк», «тюркский». И непонятно, почему в Азербайджане так радуются и гордятся этим произведением Маяковского, которое непосредственно доказывает фальшивость придуманных ими национальных мифов. Он был в Баку в 1924 году. Вот что пишет про эти годы Маяковский: «Пыльно, беслисто. Культура – интернациональная. Язык – среднрусский: беру манташевские, даю манташевские (речь идет о деньгах)». Запросы простые — заплатить копейку, вышибить рупь. А тюркский язык – к чему он? Манташев и без него в Париже обойдется, а манташевский рабочий читать все равно не умеет. Я видел Баку 1924 года».

 

Маяковский ясно указывает, что даже после отъезда Манташянца в Париж Баку ассоциировался только с богатым армянином, и фактически советский Баку все еще был в его тени. И интересно, неужели сегодня в Баку действительно не понимают иронию по отношению к тюрскому языку, который они сегодня называют азербайджанским. Или им просто невыгодно это понимать, чтобы считать Маяковского большим другом Азербайджана? Ныне в интернете часто «вращается» стихотворение «Азербайджанец, трусливый лжец», приписываемое Маяковскому, с содержанием которого сложно не согласиться, но вряд ли оно принадлежит перу поэта. Он просто не мог использовать слово азербайджанец. Наши «соседи» пошли дальше и решили сочинять вместо Маяковского, приписывая ему одно антиармянское стихотворение. Даже не очень хорошо знающие поэзию Маяковского люди сразу заметят, что эта писанина с примитивными оборотами и скудным словарным запасом, конечно же, не имеет никакой связи с поэтом. Нет такого стихотворения не только в какой-либо его книге, но и в других нетипичных работах. Впервые узнав от меня об этом, сотрудники Дома-музея Маяковского в Багдати и Московского государственного музея имени Маяковского были шокированы и сразу же опровергли. 

Маяковский и Чаренц

Егише Чаренц очень любил Маяковского и делал замечательные переводы его произведений. Обоих поэтов часто сравнивали друг с другом из-за яростного, смелого характера и следования единому литературному направлению. Еще в 1922 году литературовед М. Сароян в статье «Неофутуризм или пролетарская поэзия?» пишет: «Маэстро современных армянских новейших поэтов можно, не ошибаясь, утверждать, что является великий русский футурист – Маяковский. Обязательно рассмотрим талантливого армянского поэта Чаренца. Он истинный армянский Маяковский, талантливый переводчик последнего, кто оставил свой сильный отпечаток  на всех остальных  молодых  армянских поэтах. В 1932 году в сентябрьском номере «Литературной газеты»  отмечается, что выдающийся скульптор, армянин по национальности, Сергей Меркуров подарил посмертную маску Маяковского Чаренцу, который, в свою очередь, подарил ее литературному сектору Государственного культурно-исторического музея. Между Меркуровым и Маяковским было тайное соглашение, что если первым умрет Меркуров, Маяковский посвятит ему стихотворение, но получилось так, что первым умер Маяковский. Через два часа после его смерти Меркуров снял посмертную маску Маяковского.

 

Не сплетничайте!

А как умер Маяковский? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно изучить предшествовавший смерти период. Долгие годы он  был связан с Лилей Брик, которую любил настолько, что согласился, чтобы они жили втроем – вместе с мужем Брик. Большинство близких Маяковского присутствие Брик в его жизни считали разрушающим, так что его друзья были очень рады, когда в Париже поэт без памяти влюбился в эмигрантку из России Татьяну Яковлеву. Василий и Вера Шухаевы в своих  воспоминаниях подробно описывали их красивый любовный роман.

 

В 1929 году Маяковский вернулся в Москву, а до отъезда из Парижа отдал весь свой гонорар за недавно опубликованную книгу одному парижскому цветочнику, чтобы он каждую неделю вместо него посылал цветы Татьяне. Она получала эти букеты даже после смерти Маяковского. А в дальнейшем, во время оккупации Парижа нацистами, эти цветы спасли жизнь Татьяне. Она их продавала и так и выжила. Кстати, спустя годы любимая женщина Маяковского обвенчалась с виконтом дю Плесси в армянской церкви. Однако это было намного позже, а до того, в 1930 году Татьяна с нетерпением ждала возвращения Маяковского в Париж.

 

1930 год начался для Маяковского нехорошо. Сначала он тяжело заболел, параллельно этому начали критиковать его поэзию. Революция уже была пройденным этапом, правительство хотело видеть поэта исключительно в качестве «дворцового певца», между тем, литературные желания Маяковского были другими. Особенно тяжело он перенес провал своей выставки «20 лет работы», на которую не пришел ни один чиновник. Также не имели особого успеха последние постановки по его двум пьесам. За две недели до смерти с обложки журнала «Печать и революция» изъяли приветствие «великому пролетарскому поэту по случаю 20-летия работы и общественной деятельности». В заключение - отказали выдать визу для выезда за границу. Это означало, что он никогда больше не увидит Татьяну. В эти годы в Советском Союзе знали, как довести до самоубийства людей, ставших нежеланными.

 

Есть много гипотез о самоубийстве Маяковского, много и обвинений, звучат точные имена виновных, но сегодня мы не будем их рассматривать - из уважения к его воле. До самоубийства Маяковский написал на бумаге следующие слова: «Всем... В том, что умираю, не вините никого, и, пожалуйста, не сплетничайте, покойник этого ужасно не любил… Счастливо оставаться».

Соси Ханикян

Перевод - Елены Ханамирян.

Автор выражает особую благодарность Дому-музею Маяковского в Багдати и Московскому Государственному музею Маяковского.