Типичная картина: идете вы по улице и вдруг видите, как на скамеечке сидит маленькая старушка. И плачет. Горько, навзрыд. Она всхлипывает, вздыхает, вытирает слезы и снова плачет… Ее невероятно жалко, искренний, наивный, почти детский громкий плач одинокой покинутой бабушки жалит, проникает прямо в сердце. 

Несчастная маленькая старушка так мала, что ее худые ножки в черных чулках не достают до земли. Она одета в бесформенную кофту, застегнутую на одну или две пуговицы. Ее старческая бородка – пять-шесть волосков, шамкающий рот и слезящиеся глаза кричат о трагедии и беспомощности. 

И нормальному прохожему обязательно хочется ей помочь. 

– Бабушка-джан, почему вы плачете? – спрашивают у нее прохожие. 

Она отвечает. Сбивчиво рассказывает о том, что больна, что ей нужны лекарства, на покупку которых у нее нет денег. Всхлипывая, она достает из кармана ворох бумаг и отчаянно шамкая что-то говорит о лекарствах, которые нужно купить, а если их не купить, то все будет плохо, а денег на покупку лекарств нет… 

Из ее отрывистой речи почти ничего не понятно, кроме того, что ей нужны деньги на лекарства, что у нее есть какие-то бумаги (в которых вы не в состоянии разобраться), а лекарств нет, а сахар у нее высокий, а сердце не в порядке и так далее. 

И в огромном количестве случаев сердобольные прохожие дают ей денег.

Если присмотреться к ее поведению, то станет понятно, что она сознательно вводит себя в состояние горького плача, и делает это лишь когда к ее скамейке подходит «правильный» клиент. В разряд «правильных» входят молодые женщины, родители с детьми и мужчины за пятьдесят. 

А потом, ближе к вечеру, к скамейке, где сидит старушка, подъезжает такси. Из него выходит мужчина средних лет, видимо, сын, и бережно усаживает ее в машину. Рабочий день окончен. Пора домой. 

*   *   *

Они разные. Мужчины и женщины, молодые и старые, стоящие, сидящие и бродящие по улицам. Ереванские нищие просят, умоляют и попрошайничают – собственно, как и все нищие в мире. 

Как правило, у ереванского нищенства лицо старушки. Среди нищих, работающих на улице Абовяна, больше всего именно их – женщин, которым на вид больше 65 или даже 70 лет. 

Одна из них ходит по этой оживленной улице уже несколько лет. Это сухая, поджарая женщина, которой на вид 60-65 лет. 

– Подайте что-нибудь инвалиду, – громко говорит она по-русски, протягивая руку. Ее рука, как шлагбаум, перекрывает вам дорогу. Ее взгляд требователен, лицо серьезно. Иногда к этой фразе она добавляет одно-два слова по-армянски, причем произносит их с выраженным русским акцентом. 

И не удивляйтесь, если в течение одного дня она встретится вам на улице два-три раза и все эти разы будет просить «помочь инвалиду». У нее очень плохая зрительная память. Она действительно вас не помнит. 

У другой – низенькой старушки, обычно стоящей у супермаркета SAS, – оригинальное ноу-хау. Она поднимает правую руку жестом, которым армянские женщины обычно проклинают, и громко вещает, шамкая беззубым ртом:

– Чтоб у тебя все было хорошо! Чтоб у твоей семьи все было хорошо! Пусть твои дети будут здоровы, и жена здорова, и теща в порядке! С праздником тебя! 

(Боже мой, с каким праздником?.. Но это ведь и не важно, потому что все равно на подходе какой-нибудь праздник.) 

Она именно вещает, а не говорит, и делает это весьма страстно и убедительно, а лицо ее сохраняет самое серьезное выражение. Ее несколько постмодернистский позитив хорошо действует на прохожих. И я заметил, что ее новшество находит последователей – уже и другие нищие начинают изливать на прохожих позитив. 

*   *   *

В противоположность этому лет пять назад одна из нищенок, если прохожие отказывались ей подавать, реагировала на отказ отборным матом. Видимо, со временем она сориентировалась и теперь скромно стоит или сидит где-нибудь в «активном» месте – возле одного из многих кафе, вынесших столики на улицу, возле перекрестка Абовяна с улицей Московской или у супермаркета SAS. Вообще, место у этого супермаркета можно считать хлебным. 

– Ребята, – говорит она упавшим голосом, – помогите бабушке… 

«Ребятам» может быть примерно столько же лет, сколько «бабушке», но она не смотрит на лица. Таким образом ей, конечно, удается заработать больше, чем посылая прохожих подальше. 

Но не все нищие на улицах ереванского центра женщины. Образ нищенствующего мужчины – это человек, обделенный судьбой. Он попрошайничает, потому что болен, и именно физическая немощь вынуждает его искать средства пропитания на улице.

Один из молодых мужчин-нищих идет сквозь толпу (там, где она поплотнее), волоча болезненно раздутые ноги, покрытые страшными язвами. Он опирается на костыли, а ноги скребут по асфальту так, что на это больно смотреть. При этом он с горькой иронией говорит текст, смысл которого в том, что, дескать, да, презирайте несчастного нищего за то, что у него больные ноги. Презирайте, но пусть это чувство не мешает вам помочь человеку. 

Другой, с церебральным параличом, сидит в инвалидном кресле, которое стоит чуть ли не поперек тротуара – так, чтобы прохожим было труднее пройти мимо него. 

Еще один из персонажей улицы Абовяна – мужчина, продающий книги. Он подходит к прохожим, предлагая одну-две замызганные книжки. Его одежда, внешний вид, поза и взгляд говорят вам, что перед вами человек, дошедший до последнего предела и вынужденный продавать самое дорогое – книги классиков армянской литературы.  

Он подтверждает это впечатление, рассказывая вам, что книга – это ценность, что в книгах сокрыта мудрость армянского народа, что мы, армяне, хороши потому, что у нас есть книги… Он говорит и говорит, его речь представляет собой набор выспренных штампов, и вам уже хочется поскорее избавиться от него. Вы уже согласны дать ему тысячу драмов, лишь бы он вас отпустил. 

Но тут оказывается, что тысячу он взять хочет, а отдавать за нее книжку, которую держит в руках, – нет. И будьте покойны, он вам ее не отдаст. Не знаю, как это ему удается, но он уйдет от вас и с деньгами, и с книгами. 

*   *   *

Мое поколение, выросшее в советское время, с детства приучали не верить нищим, не подавать им вообще ничего и никогда, потому что в нашей стране созданы все условия для нормальной работы. А те, кто вместо этого выходят на улицы, – бездельники и негодяи. 

Не думаю, что это правда. Среди нищих есть люди, которым на самом деле живется очень плохо. Есть среди них и такие, которых привозят «на работу» на такси и потом таким же образом отвозят домой. 

Почти все они являются самыми настоящими маргиналами. Это люди, которым нужна помощь, чтобы они смогли выбраться с задворок общества. И этим, конечно, должны заняться неправительственные организации. 

Тем временем, в центре Ереване нищих все больше. Вот уже появилась молодая беременная женщина, сидящая, выставив большой живот, возле здания Олимпийского комитета, вот уже ходит по улице пара, выпрашивая деньги на молоко для ребеночка, у которого кончились памперсы… 

Иногда их находчивость может даже восхищать. Но что с этого? 

Марк Григорян - журналист, директор Национального музея-института архитектуры имени Александра Таманяна.

Высказанные в колонке мысли принадлежат автору и могут не совпадать с точкой зрения Медиамакс.