Роман Джека Ашьяна «Мамикон»: часть II - Mediamax.am

exclusive
3913 просмотров

Роман Джека Ашьяна «Мамикон»: часть II


Фото: Иллюстрация: Наира Мурадян (специально для Медиамакс)

Фото: Иллюстрация: Наира Мурадян (специально для Медиамакс)


Медиамакс представляет вниманию читателей роман Джека Ашьяна «Мамикон», переведенный с английского языка на русский Арташесом Эмином в 2012 году. Роман будет публиковаться с продолжениями в русской секции нашего сайта по субботам.

 

Первую часть романа читайте по этой ссылке.

 

3. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

 

След был взят легко. По отпечаткам копыт и испражнениям Мамикон определил, что их было человек двести верховых, направлявшихся на юго-запад. За ними следовали арбы в воловьей упряжке... следы от их колёс не были стёрты. Это означало, что турки не могли передвигаться значительно быстрее пешего хода, примерной скорости волов. Здоровяк прикинул, что по своей системе бегом-шагом-бегом он их достанет часов через шесть.

 

Арам задерживал его. Юноша не поспевал за братом, а Мамикон не хотел отрываться от него, и потому они больше шагали, чем бежали. К наступлению ночи выдохшаяся пара всё ещё не настигла турок. На следующее утро, примерно через час после выступления, братья наткнулись на три обнажённых трупа, молодого парня и двух девушек с перерезанными горлами. Их лица показались знакомыми, но братья не смогли их узнать. Предав тела земле, они придавили неглубокие могилы камнями.

 

Солнце уже стояло высоко, когда они приметили пыль, поднимаемую преследуемыми, примерно в восьми километрах спереди. Мамикон сбавил ход, чтобы не обнаружить себя до того, как сочтёт это нужным. Он добрался до них с наступлением темноты.

 

Отряд примерно в сто человек разбил лагерь среди камней и чахлых кустарников сухой гористой местности. Около дюжины женщин из деревни сбились в кучку на стороне, их охраняли четверо дозорных с винтовками. Солнце почти скрылось, но Мамикон смог различить их форму, это было подразделение полиции, молодых рекрутов, призванных на срочную службу в вилайетах для несения полицейской повинности. Каждому жандарму было выдано по винтовке и сабле.

 

Внезапно послышались дикие вопли, за которыми последовали взрывы хохота. Мамикон отвёл Арама и пса за пределы слышимости от лагеря. Арам весь затрясся, а Мамикон был рад, что остался с братом, иначе он поддался бы дикому порыву ворваться в лагерь, чтобы пресечь то, что там происходило. Он знал, что погиб бы, оставив Арама одного. Вместо этого он стал ждать. Когда костры затухли и в бивуаке воцарился покой, он подполз к лагерю, захватив только ятаган. Они выставили всего одного часового – сидя на валуне, он беспечно копался в зубах, отставив винтовку. Туркам нечего было опасаться. Кто посмел бы напасть на вооружённый лагерь?

 

Мамикон был озадачен. Он не мог настолько ошибиться в оценке следов. В этой группе должно было быть около двухсот всадников. Однако в лагере людей было определённо меньше сотни. Ползком обогнув лагерь, он добрался до лошадей на привязи, насчитав примерно девяносто. Целый час он сидел и думал, как действовать. Достать Таллала в одиночку представлялось нелёгким делом. Необходимость предпринять что-то в отношении пленных женщин стала новой мыслью, он об этом не задумывался, кинувшись вслед Таллалу. Ладно, он станет выжидать, уповая на дальнейшие развития. Он решил вернуться к Араму и отполз на безопасное расстояние от лагеря, прежде чем встать и пойти.

 

- Арам, там есть женщины из деревни.

 

- Я так и думал. Кто это – турки?

 

- Да, похожи на полицейских.

 

- А Сирануш ты не увидел?

 

- Нет... Я не разобрал в темноте.

 

- Таллал там?

 

- Я его не видел, но он должен там быть. Там женщины...

 

- Что это были за крики?

 

- Да так, пустяки, брат.

 

- Ты выглядишь так, будто увидел червей в плове. Что происходит?

 

- Сказано – ничего. Оставь это.

 

- Вот, опять черви.

 

- Тебе надо выспаться. - Мамикон похлопал Арама по плечу и подсел к Аслану, скормить ему кусочки бастурмы. Во время погони огромный пёс не имел возможности позаботиться о себе, и Мамикон дал ему в ладонях полакать драгоценной воды из бурдюка. Скоро надо будет найти свежую воду, подумал он.

 

Первые лучи солнца быстро рассеяли ночную прохладу. Бесплодные каменистые подножья холмов представляли прекрасное укрытие для Мамикона с мальчиком и собакой. Они наблюдали за медленным продвижением войска по извилистой узкой дороге. Здоровенный армянин не отрывал глаз от предводителя – жилистой, хорошо сложённой фигуры в немецкой островерхой каске, подбоченившейся верхом на белом арабском скакуне. Таллал! Презренный, ублюдочный подонок, произведённый на куче навоза. Ты больше не жилец...

 

Мамикон знал местность, как свои пять пальцев. Он бежал вдоль лощины, брат следовал за ним, пока они не достигли крупной скалы, нависающей над дорогой. Они опережали колонну, ход которой задерживали женщины и четыре арбы. Отослав брата с Асланом на поводке в укрытие на пригорке, он отобрал из колчана две стрелы и стал дожидаться появления колонны. Через пять минут она приблизились на расстояние полёта стрелы. Мамикон попадал в яблочко с 400 метров. Состоявший на вооружении у турок превосходный Маузер 98 имел прицельную дальность до 700 метров, хотя, по прикидке Мамикона, большинству из них повезло бы, если бы они вообще во что-то попали даже с 400. Мамикон знал, какими никудышными стрелками были турки. В Галлиполи он постоянно жаловался: «Они могут отсечь ухо, не потревожив единого волоска, но из ружья промажут даже по горе».

 

Как только Мамикон выпустил стрелу по Таллалу, конь того вздыбился на шипящую змею, сбросив седока в дорожную пыль. Стрела вонзилась в шею арабского скакуна, отчего тот, издав почти человеческий вопль, галопом понёсся прочь. Вторая стрела предназначалась лейтенанту Таллала. Она застряла у того в глазнице, убив на месте при попытке выхватить пистолет. Турки среагировали, начав впопыхах отстреливаться не спешившись, что было ошибкой – это не самая лучшая позиция для стрельбы.

 

- Таллал... Таллал... волчье отродье! - разнёсся в скалах могучий рык. Спешившись, турки стали карабкаться по каменистому склону туда, где мельком видели нападавшего. Мамикон бесшумно уложил ещё двоих, делая короткие перебежки между кустами и булыжниками. Он подобрался к арьергарду, где посреди дороги женщины съёжились у повозок с волами, охраняемых четырьмя погонщиками. Мамикон сполз до места, откуда мог их достать, и убил троих прежде, чем последний погонщик сбежал вверх по противоположному склону и спрятался в карликовых кустах. Мамикон вскочил на ноги и помахал женщинам. Они побежали в его сторону, подбирая руками полы разорванных юбок, крича и причитая. Турки делали то же – кричали и ревели, бросаясь с места в направлении Мамикона и приближавшихся к нему женщин. Мамикон собрался с духом для последнего противостояния, выискивая Таллала среди нападающих. Эта гнида скрывается за спинами своих людей, подумал он. Женщины были примерно в 200 метрах от склона, где можно было хоть как-то укрыться. Мамикон пересчитал стрелы – двенадцать.

 

Ближайший из противников уже входил в зону досягаемости стрел, ведя за собой человек 50 мечущихся зигзагами стрелков, проявляющих глубокое уважение к невидимому лучнику. Вскочив на ноги, Мамикон пустил стрелу в грудь ближайшей цели, вызвав залп дюжины винтовок. Сосчитав до трёх, он снова вскочил и убил ещё одного, ползущего по-пластунски, затем сосчитал до четырёх, повторил, затем до двух – снова, постоянно меняя интервалы, чтобы сбить их с толка. Когда осталось восемь стрел, женщины уже почти добежали до укрытия, но турки тоже подбежали ближе, начав палить и по женщинам. Одна из них, казалось, споткнулась на полушаге, безжизненно рухнув на землю.

 

Мамикон сплюнул в отвращении. Они прикончат его так же, как убили её – обезличенно. Негоже так умирать! Он не сможет спасти женщин. Не сможет даже достать Таллала, к тому же атакующие были до того неважными стрелками, что всадили бы в него дюжину пуль прежде, чем прикончить. Хоть Арам спасётся!

 

Натягивая тетиву и пуская стрелы, он ни разу не промахнулся. Оставалось всего шесть стрел, ближайший турок был в 80-и метрах, а женщины, узнав деревенского кузнеца, стали выкрикивать его имя.

 

Он встал в последний раз, убив ещё одного с ружьём наизготовку. Всё замерло в ожидании неминуемой развязки этой неистовой сцены.

 

Вдруг сверху, над флангом надвигающихся турок, раздался раскатистый призыв:

 

- Вперёд, удальцы! Ни одного поганого турка в живых! - То был голос Арама.

 

Моментально сориентировавшись, Мамикон махнул рукой в сторону турок:

 

- Погодите... дайте забить ещё парочку до атаки!

 

Этого оказалось достаточно. Прервав наступление, турки проворно вскочили на своих лошадей и бросились вон вниз по ущелью. Мамикон приметил островерхий шлем Таллала, подающий им пример.

 

Внезапно наступившая тишина наконец прорвалась облегчёнными восклицаниями женщин, все они были моложе или чуть старше двадцати и все были знакомы Мамикону. Затаив дыхание, он искал среди избитой, измученной, истерзанной группы (всего их было восемнадцать) свою пропавшую невестку Сирануш, обнимая одних, других похлопывая по плечу. Когда он наконец спросил её по имени, наступила неловкая тишина.

 

- Таллал взял её в первую ночь, - вполголоса сказал кто-то. - Она плюнула ему в лицо, и он изнасиловал её перед всеми... а кончив, перерезал горло.

 

Женщины заревели, причитая о том, что случилось с ними и их семьями. Тут к группе присоединились Арам с псом, и Мамикон жестом призвал всек к молчанию.

 

- Ладно, ладно. Первым делом надо выбраться отсюда. Арам, парень, ты спас нам жизнь. Давай-ка быстренько подбери винтовки, пистолеты и патронташи, сколько сможешь. Забери с собой женщин покрепче. Фляжки берите тоже. Нужна пара женщин на каждую арбу, оттащить их с дороги и проверить, что в них пригодного. Давайте, к делу – ялла!

 

С трупов ничего снимать не пришлось. В четырёх повозках оказался запас винтовок, пистолетов и амуниции, а также жестяных банок с сыром в рассоле, запасы сахара, лука и чеснока... и четыре сундучка с золотыми и серебряными украшениями и дорогими безделушками, награбленными в деревне.

 

Освобождённые узницы набили ранцы едой и флягами, чтобы заполнить их у первого же источника. Каждой выдали по два патронташа с патронами для маузеров. Все, включая мужчин, надели по паре плохо сидящих, но очень кстати пришедшихся новых сапог. Мамикон и Арам взяли по сумке с четырьмя револьверами Кольта флотского образца, найденными в повозках.

 

- Кто-нибудь знает, куда направлялся Таллал?

 

- В Гемерек, - разом откликнулась дюжина голосов.

 

- Гемерек? Это километрах в 90 отсюда. Ещё одна армянская деревня – где-то пятьсот семей. У меня там двоюродные братья. - Мамикон думал вслух.

 

- Я слышала, как один турок сказал, что из Гемерека они направятся на восток к местечку Гурин, где соединятся с другими солдатами.

 

- Это уже в двухстах километрах отсюда. Не представляю, как мы сможем добраться до Гемерека раньше Таллала, чтобы предупредить сельчан, а уж до Гурина – и вовсе безнадёжно. Ведь у этих шакалов – лошади.

 

Мамикон долго молчал, раздумывая. Группа сидела в тишине, понуро думая об очевидной судьбе народа в Гемереке, Гурине и Бог весть ещё где. Мамикон сознавал, что должен что-то предпринять в отношении этих женщин. Арам был спутником полезным и необременительным, но женщины стали бы тяжёлой обузой и грузом ответственности. Следовало позаботиться об их безопасности прежде, чем думать о чём-либо ещё. Он покачал головой. Таллала придётся отложить, но сначала надо проверить одну мысль, не дававшую ему покоя.

 

- Слушайте, я насчитал двести лошадей, когда следил за вами, а в лагере их было определённо меньше сотни. Кто-то может объяснить это?

 

Аракси ответила сразу: - Ты считал правильно. Половина всадников были армейскими, в подчинении у лейтенанта. Они не хотели пристраиваться к темпу волов и поскакали вперёд, как мы поняли – в Гемерек.

 

- Значит солдаты – впереди Таллал бея и его людей? Тогда понятно. Мы тихо и осторожно двинемся, большей частью ночью, к побережью у Аданы. Это где-то в 350-и километрах к югу отсюда. Я постараюсь устроить вас на судно, отправляющееся на Кипр, где греки вас приютят. Разделите между собой поровну золото с серебром, этого должно вам хватить с лихвой на проживание. Что скажете?

 

Женщины глядели на него большими глазами. Двенадцатилетняя Ракел с лицом, опухшими и посиневшим от побоев, пустилась в плач: - Я... не думаю, что смогу ещё шагать...

 

- Шагать будут все. Другого пути нет.

 

Наклонившись к Аракси, Ракел прошептала ей на ухо длинное объяснение.

 

- У Ракел проблема – кровотечение, которое не останавливается. - Сказала Аракси.

 

- Так надо посмотреть и перевязать.

 

- Это невозможно, Мамикон ага. Это... место невозможно перевязать. - Аракси была смущена. Опустив глаза, она тихо продолжила: - Они были с ней по очереди, потому что она девственница. Они разорвали ей внутренности.

 

Мамикон поднял руку пресечь дальнейшие объяснения, но она, не поднимая глаз, досказала: - В группе было шестнадцать девственниц, они их всех увели. Осталась одна Ракел. Мы никогда не забудем, как они кричали.

 

Как по сигналу, все разом запричитали, за исключением Ракел, которая, казалось, впала в ступор.

 

- Ладно, хватит. Мы понесём Ракел на руках. И да, я хочу, чтобы каждая из вас взяла из повозки и надела по армейской фуражке, берите такие, чтобы можно было скрыть под ними волосы. И ещё – наденьте поверх юбок по паре штанов.

Фото: Иллюстрация: Наира Мурадян (специально для Медиамакс)

Затем он отвёл Арама в сторону и обратился к тому вполголоса: - Не оглядывайся. Я вас вскоре догоню.

 

Взяв заряженную винтовку, он, скрываясь, притаился за каменным выступом, сев на землю и поджав колени. Дневного света оставалось примерно на час, когда группа в лохмотьях двинулась вверх по склону, постепенно отдаляясь от дороги и повозок.

 

Мамикон сидел неподвижно и не оглядывался. Когда последний из беженцев скрылся из виду, он услышал шум от сдвинутого камня, катящегося вниз по противоположному от дороги склону. Затем последовали ругательства – кто-то оступился и упал. Мамикон ждал. Он не забыл погонщика арбы, который сбежал с той стороны дороги.

 

Мамикон осторожно выглянул через валун, за которым прятался. Погонщик уже почти достиг дороги.

 

Встав из-за укрытия, Мамикон направил маузер на погонщика. Тот вмиг поднял вверх обе руки. - Аман-аман, не убивайте меня, во имя Аллаха!

 

- Дерьмо собачье, почему нет? Ты что, никого давеча не убивал?

 

- У-убивал.

 

- Беспомощных девушек, мальчиков, женщин, мужчин, да?

 

- Я убил только того, кто хотел отнять у меня арбу, честно!

 

Это был почти ещё мальчик – парень с большой бородавкой на левой скуле, который обмочился при этих словах.

 

- С чего это я должен тебя пощадить?

 

- Я... я не знаю... пожалуйста, вы же христианин...

 

- Да, я христианин, а ты – мусульманский выродок. Я что, должен подставить тебе другую щёку? И не надейся. Но прежде, чем я тебя убью, похорони вон ту женщину.

 

Подбежав к одной из повозок, парнишка вытащил оттуда лопату и выкопал могилу там, где указал ему Мамикон. Он завернул тело в брезент, накрывавший одну из повозок, и закопал девушку, имя которой Мамикон так и не вспомнил.

 

- Теперь распряги волов, чтобы смогли пастись, стяни брезент с ещё одной повозки и оставь на дороге.

 

Развязав гужи, парень снял оглобли с каждой пары волов, освободив бессловесных тварей. Закончив дело, он повернулся лицом к большому армянину, снова подняв руки вверх.

 

Ничего не сказав, Мамикон повернулся к смертельно раненному, который сидел, прислонившись к камню, сжимая руками пронзённую стрелой грудь – изо рта у него размереннохлестала кровь. Ружьё в руках у Мамикона брякнуло, он послал пулю в ухо жандарму, заменив мучительную смерть мгновенной. Мамикон повернулся к погонщику.

 

- Как тебя зовут, парень?

 

- Энвер, Энвер Даш. Мне всего шестнадцать.

 

- Ладно, беги, и чтоб я тебя больше не видел.

 

Парень скрылся в мгновенье ока, убежав вверх по дороге отступавшего войска. Мамикон нашёл тела всех, кого убил – итого тринадцать – и стал думать, как их отметить. Может, отрубить им головы? Это нагнало бы на живых страху – потерять свои головы. Злорадная ухмылка слетела с его лица, когда он придумал нечто лучшее... оскопление. Турки были весьма падки на армянок. Мамикон же никогда не видел турчанки без чадры. Они, видимо, редкие уродины, раз уж турки так сохнут по армянкам. Вне всякого сомнения, армянские женщины просто не могли чувствовать себя в безопасности в присутствии турок или курдов. Большую часть своей жизни Мамикон знал об этом, но всё приписывал мужскому сластолюбию... до недавнего времени. Он передумал – теперь Мамикон знал, какой будет его метка.

 

Закончив с этим, он поискал серные спички и поджёг арбы перед тем, как уйти, свернув и захватив с собой второй брезент.

 

Ему показалось, что он совершил ошибку, отпустив парня, но он не стал зацикливаться на этом. У него на уме были мысли поважнее. Скажем – что делать со всеми этими женщинами?

 

Взобравшись на пригорок, Мамикон стал спускаться по ту сторону, не ведая о человеческой фигуре, следующей по его следам от одного распростёртого турка к другому на поле брани.

 

4. ПОДРОБНОСТИ

 

Мамикон догнал группу меньше, чем за час. Не разводя костра, они сидели в небольшой рощице, дрожа от холода в ночи. В сухой анатолийской равнине днём было жарко, а летними ночами температура опускалась до десяти-пяти градусов. Зимой тут была бы невыносимая стужа.

 

- Как Ракел?

 

Аракси держала её на коленях, пытаясь согреть. Она покачала головой. Мамикон всё понял без слов. Из темноты выступил Арам.

 

- Арам, давай срубим пару больших веток и соорудим ей носилки.

 

- Что стряслось? Мне показалось, я слышал выстрел.

 

- Я кое-что подчистил. - По его тону Арам понял, что больше задавать вопросов не следует. Подыскав дерево с достаточно прямыми ветвями, они срубили две ветки, обрубили сучья и закрепили на ветвях края брезента с повозки в качестве носилок для Ракел.

 

- Отдыхаем час, и в путь. Аракси, проследи, чтобы все поочереди несли её по часу. Она не такая тяжёлая.

 

Мамикон оглядел свою группу. Турки отобрали самых пригожих женщин и девушек в деревне, чтобы забрать с собой и использовать в своё удовольствие. Восемнадцать выживших оказались самыми юными. Аракси не могло быть и двадцати. Мариам, дочку пекаря, он знал – ей было под семнадцать. Рипсиме танцевала лучше всех в деревне, ей было восемнадцать. Молодой жене учителя, Такуи, по-видимому, было двадцать. Эгсе, жене продавца шерсти, исполнилось девятнадцать. Всех их объединяли три обстоятельства: не далее, как неделю назад они все были замужними женщинами; теперь они скорей всего стали молодыми вдовами; и каждая из них подверглась коллективному изнасилованию.

 

От того, что его мысли обратились к молодым женщинам, ставшим теперь его ответственностью, в его сознание пробралась ещё одна мысль, которую он неоднократно отгонял. Растерзанная жена. Он взял её в жёны шестнадцатилетней – средний возраст для замужества в деревне, и теперь, в двадцать два, она была мертва. Мамикона преследовал образ её бездыханного, изуродованного, голого тела. Он никогда не видел её обнажённой, ни разу за все шесть лет супружеской жизни. Он ласкал её, любил её, чувствовал тепло её тела, прикосновение её рук, но всё это происходило под покровом ночи, в тишине и темноте. Было бы неприлично, если бы кто-нибудь в семье догадался, что супруги занимались сексом, тем паче – получали удовольствие от него.

 

Это табу распространялось и на разговоры об интиме. Если не считать единственного раза, примерно через год после свадьбы и спустя месяц после того, как она подарила ему дочь. Они были одни у колодца, набирая воду для стирки – Мамикон крутил ворот.

 

- Я видела, как ты глядел на меня, когда я кормила ребёнка. - Агавни смотрела прямо в колодец.

 

- Извини. Я не хотел смущать тебя. - Он на неё тоже не смотрел.

 

- Я не смутилась, муж мой.

 

- Ты была прекрасна. Твои... твои...

 

- Да, они налиты молоком. Как бы я хотела, чтобы ты... коснулся меня ночью.

 

- Разве можно? То есть, ты в состоянии...

 

- Да, конечно. А я уж думала – когда же ты снова проявишь интерес.

 

- Агавни, интерес у меня был всегда. Я просто ждал, чтобы ты...

 

Она проговорила тихим, мягким голосом, впервые за весь разговор подняв на него глаза: - Не могу дождаться.

 

- Я тоже. Как бы я хотел уединиться с тобой где-нибудь прямо сейчас.

 

- Муж мой, не позорь нас. - Она никогда не обращалась к нему по имени. Всегда только мардес - «муж мой». К мужчинам по-свойски обращались только матери и сёстры.

 

- Этот мир полон двуличия, Агавни. Все вокруг занимаются любовью, но никто не хочет в этом признаваться. Никто не признаёт, что дети происходят от совокупления. Мы таимся, как будто не женаты и делаем это за амбаром. - У него повысился голос.

 

- Ш-ш-ш. Ты хочешь, чтобы все услышали? Наберись терпения. Даст Бог, ребёнок ночью не заплачет и не разбудит всех. Нам следует проявить особую осторожность

 

Мамикон не мог избавиться в мыслях от образа её обнажённого тела. Её ноги, бёдра, плечи – даже в смерти были прекрасны. Его передёрнуло от отвращения собой за эти мысли, и это чувство переросло в ещё большую ярость, направленную против тех, кто так абсурдно открыл ему её нагое тело.

 

Он посмотрел на своих беспокойно ворочающихся в поверхностном сне подопечных – женские фигуры были неразличимы в широких штанах, тяжёлых ботинках и шалях, в которые были замотаны. Смогут ли они снова стать прежними после всего, что пережили? Смогут ли нормально относиться к мужчинам? Он считал, что им повезло остаться в живых – но как долго? Мамикон сомневался в своей способности защитить большую группу во время долгого перехода по дикой, пересечённой местности, где обитали волки, медведи и кабаны, не считая ещё большей опасности, представляемой турками, будь то солдаты или гражданские. Он не понимал, что происходило в стране. Что случилось в его деревне? Почему? Вот в чём был вопрос. Как бы в ответ Такуи и Эстер, старшая дочь деревенского священника, которые лежали в обнимку, чтобы согреться, привстали с места и, заметив Мамикона, сидящего прислонившись к дереву, с винтовкой на коленях и Асланом, растянувшимся у ног, присоединились к нему.

 

- Можно сесть с вами? - Женщины в деревне не садились рядом с мужчинами, с которыми не состояли в родстве.

 

- Ну конечно. Какие могут быть обычаи между нами в такое время и место?

 

- Как вам удалось спастись, когда пришли турки? - спросила Такуи.

 

- Меня не было дома. Я охотился со своим братом Арамом.

 

- Аа… Вы знаете, что произошло?

 

- Только то, что увидел, когда вернулся. Что же случилось? Почему всех перерезали?

 

- Это было ранним утром, - начала Эстер, - мой брат только что принёс ведро козьего молока, когда мы услышали три выстрела. Выбежав посмотреть, он вернулся и сказал, что на площади турецкие жандармы и что всем мужчинам предписано немедленно туда явиться.

 

- Зачем, мобилизация?

 

- Кое-кто так и подумал, - сказала Такуи, продолжив: - Когда мужчины там собрались, некоторые из нас пошли посмотреть, что происходит. Мы узнали Таллал бея, вашего друга, Мамикон ага, при полном параде, с верховыми солдатами и жандармами. Он посмотрел по сторонам и спросил вас по имени.

 

- Он спросил меня? - Мамикон понимающе кивнул. К этому времени остальные женщины собрались вокруг них, кроме трёх, ещё спавших.

 

- Да. Затем Таллал сказал, что мальчики тринадцати лет и старше должны присоединиться к мужчинам на площади. Парни пришли и встали с мужчинами. Собралось человек четыреста, если не больше, яблоку негде было упасть. - Такуи заплакала. Тут вмешалась Аракси, почти в истерике.

 

- Таллал бей объявил, что все должны покинуть деревню. Он сказал, что мужчин забирают в армию на трудовую повинность, а женщины, дети и старики будут сосланы на юг.

 

Отец Вазген пробрался через мужчин и спросил, что за безумец издал такой бесчеловечный приказ – разбивать семьи и лишать людей крова и средств к существованию.

 

Таллал ответил, что приказы не обсуждаются. Их следовало исполнять без промедления. Он сказал, что получил приказ и намерен в точности выполнить его. Он снова спросил про вас, но никто не знал, где вы были. - Аракси сказала это, почти обвиняя.

 

- Мамикон ага, резню по-видимому, спровоцировал отец Вазген. Наш священник поднял кулаки кверху и призвал мужчин не подчиняться приказу.

 

Таллал приказал ему заткнуться, не то будут последствия. Отец Вазген возразил, что последствия для него – единственно в руках Господних. Таллал приказал двум своим людям взять его. Жандармы схватили тер Вазгена. Тут двое борцов, сыновья парона Овсепа, подскочили и вырвали священника из их рук. Турки стали прорываться в толпу, и тут откуда-то прогремел выстрел, и один из солдат упал с коня замертво.

 

Всё замерло. Таллал выстроил солдат с винтовками наизготовку. Они снова схватили отца Вазгена, на этот раз без сопротивления. Смерть солдата потрясла всех нас.

 

Таллал заорал, что сделает из отца Вазгена пример для нас всех. Он что-то прокричал своим людям, и те приволокли три толстых бруса из одной повозки. Поставив их треногой, они поволокли туда священника, и мы вдруг осознали, что его собираются повесить.

 

Когда прозвучал второй выстрел, мы определили направление – стреляли с чердака вашей кузницы, Мамикон ага.

 

Рядом с Таллалом с коня свалился ещё один мёртвый солдат. Таллал приказал всем не двигаться. Выхватив пистолет, он пришпорил коня и помчался к кузнице, выкрикивая ваше имя и призывая вас выйти. Выбежала ваша мать, простирая руки к Таллалу и умоляя его дождаться. Он не успела сказать – чего. Мамикон ага, он пристрелил её в упор.

 

Отвлечённо кивнув, Мамикон махнул Аракси рукой - продолжать.

 

- Таллал приказал отряду взять кузницу. Они схватили там вашего брата Артавазда с вашей армейской винтовкой. Таллал приказал прибить его к земле кольями за плечи и колени, оставив так умирать… Крики были душераздирающими…

 

- Кто убил моих жену и детей?

 

- Таллал. Но это случилось позже. Сначала Таллал подъехал на площадь, где мы все были, приказал содрать с отца Вазгена всю одежду и вздёрнуть его. Он… он… стал медленно задыхаться. Это было…

 

- Ладно – отца Вазгена повесили. За что убили всех остальных?

 

- Поверите, или нет – но опять-таки из-за отца Вазгена. В конвульсиях он зацепил ногой приклад винтовки слишком близко стоящего турка – винтовка выстрелила, уложив ещё одного солдата, на этот раз пешего.

 

Видимо этого Таллал уже не вынес. Он прямо взбесился и приказал согнать всех мужчин на пастбище – ну, знаете, парона Овсепа.

 

Всех мужчин и юношей – моего отца, мужа, братьев – всех до единого отвели на пастбище и стали расстреливать. Расстреливать! Тех, кто пытался убежать, рубили саблями. Некоторые пытались напасть на всадников, но они были беспомощны. Все умерли или умирали в течение двадцати минут.

 

Женщины молча переживали произошедшее. Молчание нарушила Эстер.

 

- Мы сходили с ума от происходящего. Вернувшись с пастбища, Таллал бей погнал коня прямо к вам домой, Мамикон ага. Он позвал вашу жену. Она вышла с большим ножом, и он ударил её сапогом в челюсть, повалив без сознания оземь. Затем спешился и…

 

- Хватит, достаточно, - мягко прервал её Мамикон, без эмоций на лице. - Кто-нибудь понял, зачем всё это произошло?

 

- Я услышала, как один из жандармов сказал: «Пускай вас теперь спасает ваш Христос».

 

- А я слышала, как офицер сказал: «Так бывает со всеми, кто пытается отнять завоёванную у них землю.»

 

- Они провели день, как на пикнике, грабя наши дома, убивая старух и младенцев… проделывая ужасные злодеяния с остальными. Прежде, чем убить, они заставляли наших матерей смотреть на это. Потом они подожгли все дома и ушли, забрав некоторых из нас с собой.

 

- Давайте разбудите остальных и двинемся в путь, - сказал Мамикон, чтобы положить конец разговору. - Устройте Ракел на носилках поудобнее и будьте к ней внимательны.

 

Девушка весила не больше 30-и килограммов, но на пересечённой местности, с подъёмами и спусками, стала испытанием для всех. Ракел тихо умерла во вторую ночь, настолько неощутимо, что несущие и не подозревали, что на носилках труп, пока их маленькая группа не остановилась отдохнуть и поесть. Мамикон похоронил её, использовав брезент от повозки в качестве савана. Все снова плакали. Провели короткую службу, тихо зачитав «Отче наш» и заупокойную из армянской литургии. После резни Ракел стала первой из деревни Мамикона, не считая его семьи, которая была похоронена по-человечески. Могилку ничем не отметили.

 

Мамикон обрисовал ситуацию: - За два дня мы видимо прошли километров 50, может и все 60. Тот ручей, что мы перешли, это так – пустяки. Следует осилить большую реку, думаю это будет завтра, и тогда мы зайдём в настоящие горы. В горах будет опаснее всего, так как тропы там узкие, их мало, и нам могут попасться нежелательные встречные. Поэтому я вам покажу, как стрелять из винтовки. Приступаем прямо сейчас.

 

Он расположил всех, включая Арама, полукругом, раздав всем по маузеру, и продемонстрировал, как заряжать оружие. Достав из патронташа обойму с пятью патронами, он оттянул затвор у казённика и вдвинул обойму в магазин, при этом отпала полоска, удерживавшая патроны. Затем задвинул затвор вперёд и вниз, отметив, что винтовка теперь заряжена и готова к бою. То же самое проделали все остальные.

 

- Каждый раз, нажав на спусковой крючок, надо оттянуть затвор вверх и назад, чтобы сбросить использованную гильзу, затем втолкнуть вперёд и вниз для следующего выстрела.

 

Он добавил, что Маузер 98 весил под 4 килограмма и мог представлять определённое неудобство для некоторых. Он попросил каждую из женщин лечь на живот и симулировать стрельбу, оперев локти о землю для устойчивости. Предупредил, что при выстреле приклад должен плотно прилегать к плечу, чтобы смягчить воздействие мощной отдачи. Под конец занятия он показал, как целиться и пользоваться мушкой.

 

Мамикон не мог не помнить, что надо обучить этих совершенно чужих женщин, что при справлении нужды, будь то малой или большой, следовало выкопать ямку глубиной как минимум в 30 сантиметров, вслед за тем тщательно закопав испражнения. Он сказал, что это нужно для того, чтобы никто не мог взять их след. Объясняя подробности, он не смог заставить себя смотреть им в глаза. Задача оказалось столь обременительной, что женщины сговорились ходить по нужде вместе небольшими группами, выкапывая одну большую ямку вместо индивидуальных. Вопрос подтирания хоть как-то решался с помощью листьев. Про эту часть личной гигиены Мамикон им ничего не сказал. Он знал, что очень скоро нехватка пищи и воды выразится в маленьких обезвоженных горошинах экскрементов, не оставляющих следов у прохода.Уффф, что за дела, о чём только не приходится думать!

 

- Я ухожу с Асланом добыть дичи. Может нам, наконец, перепадёт что-нибудь приличное. Арам, следуй за той звездой, чтобы не сбиться с пути. Я вернусь после рассвета.

 

Мамикон услышал крик спустя два часа после восхода, когда уже рассчитывал догнать группу. Крик донёсся из рощи на холме по ходу движения, но не было возможности ничего разглядеть. Приказав Аслану стеречь винтовку и ранец с пятью застреленными из лука куропатками, он пополз вверх по пригорку, захватив только лук и ятаган.

 

Для человека его размеров он хоронился на удивление ловко. Навыки бесшумного передвижения он приобрёл, охотясь за пугливой дичью. Наконец достигнув опушки, он замер. Арам был привязан к дереву, из глубокой раны на голове сочилась кровь. Мамикон насчитал восьмерых солдат, один из которых держал под прицелом съёжившихся в кучку у дерева женщин. Семеро турок подбадривали и делились советами с восьмым, который, повалив на спину одну из женщин и стянув с неё штаны и ботинки, задёрнул юбку ей на голову и руки, полностью обнажив ниже пояса. Он навалился на неё, правой рукой зажимая юбку, чтобы сковать руки, и пытался проникнуть, стараясь другой рукой придержать её трепыхания. Других солдат это безумно забавляло. Арам смотрел, женщины – нет. Турки сложили маузеры горкой, но сабли оставались висеть у них на ремнях.

 

Со стрелой в сердце, стороживший женщин турок сдох на месте. Через две секунды несостоявшийся насильник получил стрелу в грудную клетку, харкая кровью на свою жертву. Все случилось настолько стремительно, что остальным потребовалась ещё пара секунд, чтобы вскочить на ноги и кинуться к горке с оружием.

 

Мамикон оказался там раньше, перекрыв путь, покачивая тяжёлым ятаганом в правой руке. Отбросив лук с колчаном в сторону, он обнажил зубы, хоть и не улыбался.

 

- Эй вы, турецкие свиньи, я Мамикон, сын Макароса из Йозгат Дага!

 

Шестеро солдат, поражённые ростом и наглостью безумца, выступившего в одиночку против шестерых воинов султана, оголили сабли и двинулись на него. Не спуская с них глаз, Мамикон левой ногой лягнул горку, отбросив винтовки к стволу высокого кипариса. Отойдя и встав спиной к дереву, он стал дугой водить острием ятагана. Солдаты встали полукругом и с криками «Ялла!» бросились на него.

Фото: Иллюстрация: Наира Мурадян (специально для Медиамакс)

Мамикон тут же склонился вправо, не переставляя ноги и прижав к груди мощную кузнечью правую руку с ятаганом, острием влево. Одним махом ятаган просвистел перед ним жуткой дугой кверху, отрубив вытянутое с саблей предплечье предпоследнего справа и распоров шею последнего. Мамикон одновременно ухватился за ствол дерева левой, чтобы не потерять равновесия от выпада. Импульс ятагана, вкупе с захватом ствола, развернул Мамикона вокруг оси дерева, и теперь уже он атаковал первого слева. Ятаган неумолимо взялся за дело, отрубив локоть одного и застряв с глухим брязгом в груди следующего. Выпрямившись, Мамикон посмотрел на оставшихся двух. С округлившимися от ужаса глазами, те стали пятиться. Валявшийся на земле турок с окровавленным обрубком руки, из которого торчала кость, скулил о пощаде и помощи.

 

- Ну... давайте, хоть раз сразитесь с вооружённым мужчиной.

 

Повернувшись, они дали дёру. Мамикон смотрел им вслед. Арам и женщины окаменели от кровавой сцены, длившейся не больше полминуты. Мамикон внезапно осел среди трупов и умирающих, прикрыв лицо правой рукой. Он долго оставался неподвижным, пока наконец Арам не позвал кого-нибудь развязать себя.

 

Крик Арама привёл в себя потенциальную жертву насильника. Она медленно открыла лицо посмотреть, что происходит. Это была Мариам. Увидев, что парон Мамкон сидит рядом, она, засуетившись, вскочила и, заплакав от облегчения, побежала к остальным женщинам, по пути споткнувшись о труп и упав.

 

Мамикон встрепенулся, встал на ноги и осмотрел рану Арама.Удар прикладом рассёк кожу – ничего серьёзного, заживёт. Он попросил Арама забрать вещи у подножия холма, где их стерёг Аслан. Затем обернулся к женщинам.

 

- Кого-то ещё насиловали, кроме...? - Несколько голов повернулись к Аракси. Она сжимала руки на груди, погрузившись в себя. - Тебе больно?

 

Она медленно кивнула. Мамикон заметил, что солдатских штанов на ней не было. Это сказало ему всё. - Где тебе больно?

 

Она покачала головой. У неё были расширены глаза, и Мамикон заметил, что её рот – изысканный, нежный рот, как он подумал, - был сжат, как если бы она сдерживала вздох... или боль.

 

- Я не стану повторять вопрос. В чём дело? - Все молчали, переводя взгляды от Мамикона на Аракси. Наконец она заговорила:

 

- Тот, кто держал нас под прицелом... сначала он напал на меня, ещё до того, как приступили к Мариам. Меня повредили.

 

- Я... я могу что-то сделать?

 

Аракси в замешательстве огляделась на остальных. - Мы не знаем, что надо делать, и мне стыдно... Но больно очень, и сильно течёт кровь. - Она знаком подозвала Мамикона и, разведя руки, распахнула корсаж. Правая сторона рубашки намокла в крови. - Он почти его откусил, - сказала она, открыв прелестную грудь – с неё свисал полуоткушенный сосок, из-под которого сочилась кровь.

 

Мамикон на мгновенье прикрыл глаза руками, затем отдал быстрые распоряжения женщинам – собрать хворосту для небольшого костра, налить воды и насыпать соли в кастрюлю для плова, принести патронташ и зубчик  чеснока, и ещё – самую чистую рубашку, какую найдут. Сам он нарыл пригоршню бурой земли, нарубил в неё чеснок и смочил смесь водою.

 

Уложив Аракси, Мамикон проверил её состояние. Правая грудь сильно покраснела, Мамикон знал, что через пару часов она посинеет и почернеет. Правый сосок свисал на клочке кожи. Он видел это всего секунду, когда смыл кровь.

 

Огонь уже развели, над ним вскипала вода. Вернулся Арам, и его поставили смотреть за водой. Сознавая, что Арам ещё мальчик, женщины решительно настроились по возможности не поощрять его и так уже опережающее знакомство с женской анатомией.

 

Принесли чистый лоскут, и Мамикон распорядился прокипятить его. Воду в котле сменили, вскипятили и добавили туда соль.

 

- Боюсь, придётся снять верхнюю одежду, прости.

 

- Мне всё равно, Мамикон ага. Очень больно. Мне всё равно…

 

Одна из женщин помогла Аракси снять окровавленные одежды. Солёный кипяток был готов.

 

- Будет болеть ещё сильней, но это единственное, что может спасти тебя от отравы изо рта этого человека.

 

Мамикон, как мог, смыл с раны кровь и прищемил основание соска, чтобы остановить кровотечение. Аракси простонала от боли. Закончив обмывать, он с помощью Такуи тщательно пристроил сосок на место и прижал сложенным вчетверо просоленным лоскутом, поверх которого размазал чесночно-грязевую смесь. Повязку он зафиксировал пустым патронташем, края которого через грудь Аракси затянула Такуи. Кровотечение прекратилось.

 

Уставившись на Мамикона, Аракси разразилась рыданиями, мотая головой: - До прошлой недели только один мужчина видел моё тело. Всего пару дней спустя по меньшей мере дюжина – я потеряла счёт, – использовали меня и лапали за все возможные места. И теперь вот моё тело познал один из друзей моего покойного супруга. Понимаете? Мне уже безразлично… мне всё одно, понимаете, Мамикон ага?

 

Мамикон просто погладил её по голове, понимающе кивая.

 

- И это пройдёт… но не сразу, женщина. Я должен сменять повязку через день. - Он обратился к группе: - Вам сегодня повезло. Не знаю, что произошло, но впредь мы должны проявлять особую осторожность.

 

Теперь они знают, где мы находимся. Я не знаю, сколько времени им понадобится, чтобы начать за нами слежку, так что теперь мы будем шагать и при свете дня. Веди их, Арам. Я мигом поспею.

 

Мамикон подобрал все восемь винтовок и, поочерёдно оттянув  затвор и воткнув их в землю по самую скобу, произвёл выстрелы. Каждая взорвалась в казённой части, превратив оружие в бесполезную железку. Затем он обошёл всех шестерых солдат – уже умерших, – и оставил на каждом свою метку.

 

****

 

К  третьей четверти дня турки их нагнали. Мамикон внимательно следил за тылом, а Арам с собакой выдвинулись вперёд. Мамикон заметил 24 солдат, спускавшихся строем с холма где-то в километре позади. Хотя местность и была пересечённой и каменистой, деревьев было недостаточно, чтобы обеспечить прикрытие для засады. Турки, несомненно, хорошо осведомлены о возможностях преследуемых. Хотя – кто знает?

 

Когда Арам с женщинами преодолели длинную неглубокую расселину, он подбежал к ним и распорядился остановиться.

 

- За нами идут двадцать четыре турка, скоро они нас нагонят. - Мамикон поднял руку и покачал головой, чтобы остановить испуганные возгласы.

 

- Мы их остановим. Наденьте солдатские шапки и спрячьте в них волосы. Теперь разбейтесь на две группы – пятеро в одну, тринадцать в другую. Вы пятеро спуститесь со мной и займёте скрытые позиции вдоль одной стороны расселины. Затем я расставлю остальных по обратной стороне. Арам и я будем с вами, в середине. Арам останется с тринадцатью. Вы все знаете, как обращаться с винтовками. Стрелять будете, установив дуло на какую-нибудь основу. Я не ожидаю, что вы во что-нибудь попадёте. Важно, чтобы вы просто стреляли. И только тогда, когда я скажу. Мои пятеро стреляют, когда я подниму одну руку. Вы напротив стреляете, когда я подниму обе. Если взмахну рукой по кругу – стреляют все. Но, пожалуйста, только по моему сигналу и только один выстрел. Следите за мной. Не думайте о турках. Если меня убьют, поступайте по своему усмотрению. Помните, если сделаете всё, как я сказал, получите шанс выжить.

 

Взяв с собой пятерых, он расставил их по краю расселины за камнями и валунами с интервалом по пять метров. Проделав то же с другой группой, он взял Аслана с собой вниз по расселине, избегая тропы, по которой вначале прошёл со всеми, и усадил громадного пса в углублении поодаль от тропы. Мамикон приказал Аслану сидеть смирно, и тот понимающе лизнул ему руку. Пробежав обратно по краю расселины, Мамикон занял место посреди линии своих пятерых женщин. Арам занял схожую позицию прямо напротив со своими тринадцатью, рассредоточившимися примерно на пятьдесят метров.

 

Мамикон восхитился тем, как женщины безропотно подчинялись его решениям. Мир для них перевернулся, и в этом новом раскладе у них не было опыта или предначертаний, которым они могли следовать. Они делали то, что им говорили, безмолвно и робко.

 

Турки появились минут через пять целенаправленным строем – их передовой высматривал на тропе следы, чтобы удостовериться, что они на правильном пути. Их колонна растянулась примерно на сорок метров. Выждав, пока вся группа оказалась между его стрелками, Мамикон быстро выпустил две стрелы, повалив офицера, следовавшего за следопытом, а также замыкающего, прежде чем поднять вверх обе руки. Со стороны Арама тут же последовал беспорядочный залп из четырнадцати винтовок. Двое солдат упали, остальные суетливо отступили вверх по склону в направлении группы Мамикона. Первый залп убедил их, что противник находился в стороне Арама. Тихо выпустив в цель ещё одну стрелу, Мамикон поднял одну руку. С его стороны разом выстрелили шесть винтовок, повалив четверых. Солдаты кинулись обратно, не считая двоих, продолжавших карабкаться вверх. Мамикон уложил их двумя быстрыми выстрелами. Когда турки добежали до тропы, Мамикон покрутил рукой в воздухе. Выстрелы одновременно прогремели с обеих сторон расселины. На этот раз упали только двое. Зарычав от досады, Мамикон выстрелил и уложил одного, прежде чем вбить в магазин новую обойму и начать беглую стрельбу. Поколебавшись, турки двинулись вверх по склону Арама. Выждав, пока они продвинутся по меньшей мере метров на 10, Мамикон поднял вверх две руки. Со стороны Арама произвели залп, и Мамикон ещё раз просигналил обеими руками. Они выстрелили снова, и вниз покатились ещё четверо. Оставалось шестеро солдат. Мамикон громко свистнул. По тропе на турок понёсся бурый вихрь клыков и шерсти. Подбив ещё двоих, Мамикон сам ринулся на турок вниз по склону с охотничьим ножом, выкрикивая турецкие проклятия.

 

Его выстрелы и клыки Аслана порешили ещё троих. Оставшиеся трое солдат побежали в направлении, откуда пришли. Мамикон ещё раз покрутил рукой в воздухе, и по расселине раскатились гром выстрелов, улюлюканье Мамикона, рычание и лай Аслана. Догнав прихрамывающего мужчину, Мамикон порешил его ножом. Другому удалось улизнуть. Когда он прибежал обратно, женщины были подавлены и потрясены смертями, которые причинили сами. Аслан обходил павших, принимая стойку возле подающих признаки жизни. Мамикону пришлось прекратить страдания шестерых из них. Он ничем не мог им помочь, но и не мог оставить живыми на растерзание волкам.

 

В его маленькой группе ни у кого не оказалось даже царапины.

 

- Ладно, собираемся и в путь. Для стрелков-любителей вы неплохо справились. Я вас догоню.

 

На этот раз их было двадцать три. На это потребуется время, но он был полон решительности. По очереди подходя к каждому трупу, ему приходилось переворачивать некоторых вверх лицом, чтобы поорудовать ножом. Мамикон заметил, что на местах среза не скапливалась кровь. Мертвецы не кровоточат.

 

Пройдя вверх по лощине, он в последний раз оглянулся на бездыханных противников, и побежал догонять подопечных.

 

Мамикон не увидел, как из-за валунов на склоне выскользнула человеческая фигура, заново пройдя по его следам среди умерших.

 

Продолжение следует 11 апреля.

 

© 2012 перевод с английского: Арташес Эмин

 

Иллюстрации: Наира Мурадян (специально для Медиамакс)

 

Роман Джека Ашьяна «Мамикон» публикуется на сайте Mediamax.am при поддержке Государственной комиссии по координации мероприятий в рамках 100-летней годовщины геноцида армян.

Комментарии

Здесь вы можете оставить комментарий к данной новости, используя свой аккаунт на Facebook. Просим быть корректными и следовать простым правилам: не оставлять комментарии вне темы, не размещать рекламные материалы, не допускать оскорбительных высказываний. Редакция оставляет за собой право модерировать и удалять комментарии в случае нарушения данных правил.




Выбор редактора