В середине апреля весна, наконец, стала походить на весну. Затвердевший, давно потерявший белизну снег начал таять. В пении птиц появилась радость, в глазах выгуливаемых собак - оптимизм, в припозднившемся оре котов – надежда. С мыслью о том, что, закинув вещи домой, надо бы выйти погулять, я завернул к своему подъезду и был остановлен грузным бомжеватым типом.

«Давно хотел спросить, я и продавщиц в нашем магазине спрашивал – они ведь обо всех все знают - ты армянин или грузин?» - вместе с вопросом из его щербатого рта попер перегар. Потом он добавил, что живет в соседнем подъезде. «Тбилисец. Из Тбилиси», - ответ, подчеркивавший некую «наднациональную» принадлежность, в данном случае вышел невпопад, и, поняв это, я добавил: «Армянин». Он обрадовался: «Я по бизнесу в тех краях часто бывал. Там только армяне работают. Вы - древний народ, работать любите, потому выжили. Остальные там работать не любят. Только с армянами дела получались. В Баку работать не любят – чай пьют и «кости» катают. Грузины и этого не делают».

Я уже прикидывал, в какую одалживаемую сумму сосед оценит свой сомнительный комплимент армянам, но он завершил неожиданно: «А я муслим из Сараево. Босния. Слышал?» «Конечно, слышал», - сказал я. Сосед заулыбался: «Я тут уже больше двадцати лет живу. Вначале бизнес, потом женился, сейчас уезжать собрался, но жена болеет, и пока нельзя. Ты, правда, Сараево знаешь, Боснию?» «Да, - говорю, - про эрцгерцога Фердинанда, про Кустурицу не знать…».

Он замахал руками как мельница: «Кустурица – плохой человек. Он очень образованный, умный, но плохой. Когда заваруха началась, он из Сараево сбежал. А его друг Брегович не сбежал. Брегович - хороший человек. Музыкант, тоже умный человек, очень образованный и хороший». Я хотел было сказать, что вроде оба плотно во Франции осели, но сосед вдруг заторопился: «Не смею задерживать. Заходи как-нибудь поговорим про Боснию, про Армению, мы же соседи». Тбилиси, кажется, он пропустил мимо ушей.

Соседи. 20 лет он здесь. И 10 лет я. В моих родных краях – хоть в совсем не чужом Ереване, хоть в Тбилиси – про соседа из Боснии узнал бы в первый же день его или собственного приезда. Там же ничего не скрыть. Даже то, что на обед приготовлено.

10 лет назад в московском аэропорту меня с тяжелым чемоданом встречал друг, мой «вергилий» в журналистике Бесик Уригашвили, перебравшийся еще раньше. «Самый прикол в том, - сказал он, когда довез меня до места, - что в этой безразмерной Москве мы соседями оказались - я живу в 10 минутах ходьбы. Теперь будет с кем в нарды хоть раз в неделю поиграть!»

Нарды стали одной из моих первых московских покупок. За 10 лет Бесик не выиграл у меня ни одной партии. Я у него – тоже. Да и виделись мы, наверное, всего раз десять.

Друг институтских дней – Давид Маилов – хороший ювелир. Мои звонки встречает с подколкой: «Цепочка порвалась или серьги жены сломались?» Когда же звонит он, я с ходу напоминаю, что хаш ем только раз в год, зимой. Ему, большому любителю этого дела – хотя бы раз в неделю - всегда не хватает сотрапезника.

Одноклассник Леван Шишинашвили присылает смс-ки с поздравлениями по различному случаю, присовокупляя к поздравлениям жесткие «эпитеты» в адрес «цукербергов», с одной стороны облегчивших коммуникацию, но с другой – «поощряющих» отсутствие общения в реальности. У него уже полгода ждут своего часа пять литров домашнего вина – «без грамма сахара, чистого, как слеза», привезенного из Грузии родственником. Но, то Леван занят, то я, то еще один наш одноклассник Эдик Аваков. Изначально опрометчиво договорились откупорить бутыль, когда соберемся втроем. Не отступать же от такого решения.

Когда на товарищеский матч не так давно приехала футбольная сборная Аргентины, с коллегой и хорошим приятелем еще с Тбилиси Мишей Касоевым договорились пойти на стадион вместе. Сидели в разных местах. Ну, хоть после игры пересеклись – и то хорошо. А с Эльдаром Умбатовым, с которым вместе выросли, так и не сходили поболеть за хоккейное «Динамо», за которое сильно переживали в детстве. И, наверное, уже не скоро сходим – в «Динамо» дела плохи, смотреть не на что.

Прежде в каждый свой приезд в Москву, а это благодаря работе собственным корреспондентом по Грузии в одном издании и фрилансерству в паре других, происходило 3-4 раза в год – то один работодатель вызывал по каким-то вопросам, то другой – я встречался с институтским другом Виком Гаранкиным. Он еще в 1980-х переехал в столицу тогда единого государства, работал программистом, а попутно еще гитаристом и фронтменом группы «Искусственные дети». Не просто друг, а родственник – в одну из поездок я отправился с семьей, и он крестил моего сына. Так вот, в каждое мое пребывание в Москве, пусть самое кратковременное, мы обязательно находили возможность скоротать вечер.

В 20-х числах декабря он раздраженно сказал в телефон: «Давай конкретно встречаться, а то в последний раз год назад виделись». Мы встретились, но посидеть не удалось – все заведения в округе были забиты под завязку или забронированы под корпоративы. Вик в попытке объяснить, «почему все не так», в тот морозный предновогодний вечер предположил, что дело в дефиците времени в общем и в частности, и что все зло во мне: «Раньше ты приезжал на пару-другую дней. Когда в следующий раз выпадет возможность пообщаться – неизвестно. Вот и откладывали все дела и высвобождали несколько часов. А сейчас – не сегодня, так завтра».

Я согласился и добавил, что вообще потяжелели на подъем - наверное, возраст стал сказываться. Совершенно поседевший Вик, клацая от холода зубами, вдруг сказал: «А раньше действительно лучше было. Я не согласен, когда саркастически говорят, что вода вкуснее была, а деревья выше. Вода, правда, была вкуснее».

Я опять согласился и добавил: «И звезды крупнее. А в Москве их вообще не увидеть, кроме рубиновых кремлевских». «Нет, - вдруг рассердился крестный моего сына. – Это мы хуже видеть стали. Зрение подсело».

Я хотел добавить, что, наверное, не только зрение, но почему-то промолчал. И тогда он, услышав от очередного швейцара: «Мест нет», - предложил дать обещание, встречаться чаще, чтобы такое безобразие с нами больше не повторилось. Мы нашли подходящий перекресток с высохшим деревом, дождались, невзирая на минус двадцать, лунного света и дрожащими от холода голосами произнесли страшную средневековую клятву с глубоким мистическим содержанием и несколькими словами на латинском. Прошло четыре месяца, клятва еще не выполнена. Но, может быть, скоро.

Юрий Симонян - журналист. Живет и работает в Москве.

Высказанные в колонке мысли принадлежат автору и могут не совпадать с точкой зрения Медиамакс.